Я мечтала об Африке
Ольга Волкова, "Иностранец", 27 марта 2001 года
Раньше я
слышала про страну Кению, про то, что там живут львы и масаи, и была очень
не против туда как-нибудь съездить. А потом свершилось: я туда съездила.
И с тех пор, вместо того, чтобы насчет Кении успокоиться, я насчет Кении
беспокоюсь, потому что мне опять туда хочется, только на этот раз – гораздо
больше, чем хотелось раньше. Интересно, если мне еще раз удастся туда
попасть – означает ли это, что я буду мечтать о Кении еще в два раза сильнее?
А как обидно, что нет таких слов, чтобы объяснить – что же там, в этой
Кении, особенного? Как передать сухой прохладный воздух саванны на восходе
солнца, когда странно пахнет не нашей травой и иногда порыв ветра доносит
тревожный сладковатый запах тления? Здесь все время кто—то живет и кто—то
умирает, и все вот так просто и так невероятно, и надо уметь смотреть,
и тогда кривые сучья высохшего дерева превращаются в стаю аистов марабу,
куча желтых листьев у куста становится спящим львом, ветерок, шевелящий
траву, оказывается крошечной антилопой дикдик, успешно притворяющейся
листочкомѕ Только они все прячутся, и если не умеешь смотреть, так никого
и не увидишь.
Не прячутся слоны и жирафы – бесполезно, и они это понимают. Не прячутся
буффало – их слишком много, да и ни к чему им прятаться, их и так все
боятся: людей не выпускают походить по национальным паркам пешочком не
из страха, что их львы съедят, а в первую очередь из—за буффало: эти черные
крупные коровки отличаются неприветливым и вздорным характером, и поэтому
из—за пустого подозрения они с удовольствием затопчут любого, кто им не
приглянется.
Не прячутся и бабуины. Им некогда – ведь если они попрячутся, то кто же
тогда будет восседать вдоль дорог и провожать всепрощающим взглядом проезжающие
мимо машины? Больше некому, приходится бабуинам отдуваться за всю Африку.
Не прячутся и люди. Потому что здесь живут люди, для которых стада зебр,
импал и газелей Гранта экзотичны не более, чем для нас группа ворон или
томящийся мартовский кот. Эти дикоживущие люди в основном относятся к
великому племени масаев, и эти масаи выглядят так, что любому расисту,
певцу белой расы, впору повеситься. Потому что они красивы, причем красивы
все, красивы как явление – высокие и тонкие, как продающиеся здесь повсюду
статуэтки эбенового дерева, закутанные в яркие тряпки, увешанные бусами
и серьгами до плеч – это женщины, а закутанные в столь же яркие тряпки,
но с копьями – это мужчины. Мужчины – пастухи, а женщины – все остальное.
В городах таких нет. В Найроби люди тоже черные, но при этом совершенно
обычные, в скучных штанах, отличающиеся от нас с вами разве что мастью
и ошеломляющей нищетой. В Найроби не надо ездить, одно расстройство. Все
самое лучшее в Кении осталось за городом.
Полчаса езды от Найроби – и я вижу изобилие зебр. Еще полчаса – и на горизонте
появляются слоны и жирафы. Еще немного – и вот вокруг национальные парки,
где есть все, о чем только может мечтать душа, измученная асфальтом: и
фламинго в количествах, превышающих всяческое разумение, и гиены, вживую
вполне прелестные звери, и шакалы, застенчивые лисички, и леопард на ветке,
успешно делающий вид, что его здесь нетѕ
И вообще – там все такое, что описать нет сил и таланта. Одно могу сказать:
я совершенно уверена в том, что нельзя прожить всю жизнь, ни разу не увидев
Африки. То есть прожить-то, конечно, можно – но разве это жизнь?
Наверное, легче было бы никогда не пробовать маракуйю. Тогда бы так и
жила себе и не знала, что теряю, и не мечтала бы об Африке, а мечтала
бы о том, как сделаю на даче новый каменный фундамент. Ведь фундамент
– это фундаментально, а Африка – так, мираж, пустое баловство и вообще
дорогостоящее праздношатательство.
Хотя мечтать о новом фундаментеѕ Не знаю, не знаю. Как—то обидно иметь
его в качестве мечты. Хотя вещь нужная.
Фото: Сергей ЧЕРЕПЕНИН
|