А. С. Балезин

(г. Москва)

“АФРОНЕМЦЫ” В ГЕРМАНИИ:
СУДЬБЫ В УСЛОВИЯХ РАДИКАЛИЗИРУЮЩЕГОСЯ ЕВРОПОЦЕНТРИЗМА
(ПО АРХИВНЫМ МАТЕРИАЛАМ)

Все знают, кто такие афроамериканцы — этот термин прочно вошел уже в мировую научную литературу. Термин “афронемцы” известен значительно меньше, им оперируют, в основном, в Германии. Под ним понимают африканцев, временно или постоянно живущих в Германии, а также лиц, родившихся от смешанных браков немцев с африканцами или, что случалось чаще, внебрачных детей.

Надо сказать, что германские власти в Африке с самого начала немецкого владычества выступали против подобных смешанных браков. Еще в 1900 году было постановлено, что “туземцы” не могут жениться на немецкой гражданке, но им было дано право ходатайствовать о натурализации — получении немецкого гражданства, что теоретически влекло за собой и право на брак с немкой.

Однако после потрясших германские владения в Африке в середине первого десятилетия ХХв. восстаний ситуация изменилась. Так, в 1906-1907 годах после Великих восстаний гереро и нама в Германской Юго-Западной Африке специальным указом губернатора они были категорически запрещены. В 1906 году, после восстания маджи-маджи в Германской Восточной Африке (впоследствии Танганьике) там разразился целый скандал вокруг попытки заключения брака немецкого коммерсанта с женщиной-африканкой. Губернатор издал специальный циркуляр, в котором писал: “Официальным органам по политическим соображениям дано указание о нежелательности регистрации таких браков, Такая супружеская пара всегда моет быть выслана из протектората”.¹

Еще ранее, в конце 1905 года, из ГВА обратно в Германию была выслана и другая смешанная пара — немецкая женщина и ее муж Мторо (по другой версии — Мтото) бин Мвенье Бакари, который до этого времени работал в Восточном семинаре при Берлинском университете, но был уволен, остался без средств и попытался осесть на родине вместе с женой. Ему это не удалось: он был выслан обратно в Германию со всем скарбом, и германские власти даже пошли на то, чтобы оплатить пароходной компании “Верманн-Линие” убытки из государственных средств.²

Надо сказать, что в Германии все возрастало количество африканцев-выходцев их колоний, и для них находились самые разные виды занятий. Уже упомянутый Мторо бин Мвенье Бакари выступал, как теперь говорят, как “живой носитель языка”. Другой — камерунец Ханс Белл стал музыкантом, пройдя курс “обучения инструментальной музыке”.³ Бывали случаи, когда немцы выказывали специальную заинтересованность в найме африканцев на работу. Так, в 1906 году некий владелец переплетной мастерской Лемке из Дармштадта пишет в Колониальное ведомство, что “намеревается нанять к своим детям няньку из колоний” и “верноподданнейше просит дать справку об условиях и т.д”.⁴

Однако в те же годы, когда в результате восстаний в немецких колониях изменилось отношение немцев к африканцам, были приняты меры, усложняющие выезд коренных жителей колоний в Германию. Так, в 1906 году было принято постановление, согласно которому каждый африканец, выезжающий в Германию, должен был уплатить залог, составлявший большую. По тем временам сумму в 500 рейхсмарок, получить специальное разрешение губернатора на выезд и еще одно, если он едет без сопровождения белого. Кроме того, на корабле такой африканец должен был находиться под присмотром самого капитана.⁵ Понятно, что все эти установления значительно ограничивали приток африканцев в Германию.

Однако основной проблемой для германских властей стали не сами африканцы в Германии, а дети от смешанных браков или внебрачных связей. Вот что сообщают о таких детях в Берлин колониальные власти Германской Восточной Африки:

“Немногие родившиеся от связей белых с цветными женщинами, которые имеются в протекторате, по сию пору никак себя не проявили. В большинстве своем они чернокожи, воспитываются своими матерями как дети туземцев и в последующие годы вряд ли сознают свое частично европейское происхождение. До сих пор не известно ни одного случая, когда ребенок европейца и туземной женщины чувствовал бы себя принадлежащим к высшей расе и соответственно пробовал бы приравнять свой образ жизни к европейскому. Вряд ли следует полагать, что в обозримое время здесь могут произойти какие-либо изменения.

Поэтому мне представляется, что потребность в издании каких-либо установлений, могущих предоставить определенным потомкам белых <мужчин> и цветных женщин правовой статус не туземцев, отсутствует”.⁶

Тем не менее, потребность в определении правового статуса детей-мулатов все же назрела. В 1910 году кайзер издал специальное распоряжение, подтверждающее ранее принятый закон о протекторатах, где говорилось, что дети-мулаты в правовом отношении занимают то же положение, что и “туземцы”.

В 1911 году Министерство колоний дало следующее разъяснение губернатору Того по вопросу о статусе мулатов:

“В смысле употребления языка и в статистических целях для соответствующего протектората следует указывать, что соответствующее лицо соединяет в себе кровь людей двух рас, белой и цветной. Однако поскольку основание для исключения полукровок из статистического количества цветных состоит главным образом в том, что они составляют особый элемент населения, который якобы занимает промежуточное положение между белой и туземной расами, то следует также в дальнейшем учитывать весь образ жизни Если соответствующее лицо живет главным образом как негр, то его в таком случае не следует статистически относить к полукровкам, даже если оно несет в своих жилах некоторое количество белой крови. В сомнительных случаях решающее значение могут иметь не отдельные телесные признаки, как например более светлый цвет кожи, а следует, проверить, указывают ли внешность и поведение в целом, и прежде всего, жизненные привычки, соответствующего цветного на то, что он ведет свое происхождение от белой расы…”.⁷

В 1912 году бурная дискуссия о детях-полукровках и о признании смешанных браков развернулась в германском рейхстаге. Несмотря на то, что имперское правительство однозначно высказалось против официального признания смешанных браков, рейхстаг принял прямо противоположное решение. В его резолюции от 8 мая 1912 года говорится:

“обратиться к соответствующим правительствам с просьбой издать законопроект , который признавал бы полноправие браков между белыми и туземцами во всех германских протекторатах и урегулировал бы права тех внебрачных детей, к которым до сих пор не применим свод гражданских законов”.⁸

В то же время в письме госсекретаря по колониям от 29 июля 1912 года на имя губернатора Германской Восточной Африки отмечалось, что вопрос о правах детей-полукровок затрагивает интересы белого населения колоний, и губернаторам всех немецких владений в Африке предлагалось высказаться по этому поводу.⁹

В частности, губернатор Германской Юго-Западной Африки сообщал в Берлин, что ландесрат (орган местного самоуправления белой общины протектората) принял некое промежуточное решение: все смешанные браки, совершенные до 1905 года, т.е. до начала Великих восстаний гереро и нама, рекомендовано было признать законными, а детям от таких браков дать удостоверение, что они считаются белыми.¹⁰

В ответ на письмо госсекретаря губернатор Германской Восточной Африки сообщал, что как он, так и местный орган самоуправления поддерживают позицию имперского правительства, т.е. выступают против смешанных браков с “туземцами”.¹¹

Интересное свидетельство о положении детей-полукровок в Того сохранилось в архиве. Миссионер свидетельствует, во-первых, что детей-полукровок в Того в начале 1913 года насчитывалось 240, что при числе мужчин-европейцев на тот же период, составлявшем 254 человека, из которых к тому же 42 — миссионеры, явно много.¹²

Миссионеры осуждают внебрачные связи белых мужчин с “туземными” женщинами, говорится далее в письме, но выступают за оформление таких связей в браки.

О положении собственно детей-полукровок говорится:

“…мы придерживаемся мнения, что в Того дети-полукровки принадлежат к туземцам. Соответственно эти дети по нашему распоряжению и при содействии наших миссионеров почти всегда воспитываются туземцами. К сожалению, нет недостатка в случаях, когда со стороны отцов заботы о них проявляется недостаточно или не проявляется вовсе. В результате возникают условия, которые вызывают живое возмущение как из-за детей полукровок и их матерей, так и из-за положения европейцев”.¹³

Далее миссионер высказывается о желательности принятия закона, который обязывал бы отцов таких детей-полукровок выплачивать алименты на их содержание.¹⁴

Таким образом, в Рейхе существовал широкий спектр мнений по вопросу о смешанных браках с “туземцами”, но победила точка зрения правительственных кругов, рекомендовавшая смешанных браков не признавать и причислять детей от таких браков и тем более внебрачных связей к “туземцам”.

Более того, представитель правительства заявил в рейхстаге, в 1913 году, что теоретически мыслимо предоставлять права подданных империи только некоторым полукровкам, ибо “чистокровные туземцы” не обнаруживают того “уровня образованности и хозяйствования, А также нравственного уровня жизни, который мог бы оправдать уравнение их в правах с немцами”. В результате немецкое гражданство в кайзеровской Германии “афронемцам” предоставляли крайне редко и крайне неохотно.¹⁵

В Веймарской республике ситуация с “афронемцами” изменилась в том смысле, что они перестали быть гражданами собственных протекторатов, и в ряде случаев им предоставлялось германское гражданство.

Характерен пример с уже упоминавшимся здесь Мторо Бакари. В 1922 году он был вынужден обратиться к германскому правительству с просьбой о поддержке. В письме он рассказывает о своей работе в качестве преподавателя суахили в Восточном семинаре в Берлине и о том, что в результате потери Германией колоний потерял работу и он. Далее в письме говорится:

“Он охотно и дальше послужит ставшему ему милым немецкому народу, если ему будет обеспечена защита и работа. Оставшись после увольнения без средств к существованию, нижеподписавшийся пытался заработать на жизнь себе и своей жене путем чтения лекций о своей восточно-африканской родине. Тот прием, который был оказан его лекциям, а также отзывы преподавателей убедили его в т ом, что он принес немецкому народу большую научную пользу. Однако в некоторых местах ему пришлось испытать множество неприятностей вследствие недоверия и недопонимания, так как его принимали за солдата французских колониальных оккупационных войск из Рейнской области; его даже как-то выбросили в первом часу ночи замерзать на улицу из последнего постоялого двора, после того, как во всех остальных ему было отказано в ночлеге, явно по недопониманию…”.¹⁶

Он просит у правительства не денег, а охранных грамот, которые обязывали бы местные власти обеспечивать ему ночлег и скидку на проезд — то есть он готов и дальше зарабатывать на жизнь лекциями, если ему будет обеспечена безопасность. Интересно в письме и то, что люди с черной кожей в некоторых областях Германии стали восприниматься как солдаты французских колониальных войск, т.е. враги.

История с Мторо Бакари на этом, однако, не кончилась. Министр по делам науки, культуры и образования запросил по поводу его письма Семинар восточных языков о личности просителя. Вот что ему ответили:

“…Мторо бин Бакари был нанят в Семинар в качестве преподавателя языка суахили при посредничестве бывшего Министерства колоний весной 1900 года и вступил в должность в апреле того же года. Он был превосходным преподавателем, с готовностью и усердием отвечавшим всем требованиям, предъявляемым к нему в этом отношении, его служебное и внеслужебное поведение за исключением последних месяцев его службы также было образцовым. Зимой 1904-1905 г.г. он сообщил тогдашнему директору семинара, что хочет жениться на немецкой женщине. Директор предостерег его от такого шага с одной стороны из-за трудностей, связанных с религиозными различиями — Мторо мусульманин, а его жена христианка, — с другой стороны из-за препятствий, которые колониальная администрация Восточной Африки стала бы чинить такому браку в интересах авторитета белой расы. Тем временем и колониальная администрация узнала о намерениях Мторо и запретила ему этот брак под угрозой непродления его контракта в Семинаре. Мторо все же заключил брак, ушел из семинара и отправился в Восточную Африку, где ему было разрешено остаться, а его жене — нет. В этих обстоятельствах он вернулся в Германию вместе с женой и, насколько Семинару известно, нашел место в Колониальном институте в Гамбурге как преподаватель суахили. Что стало с ним потом, Семинару не известно. По слухам, во время войны он ездил по стране с лекциями. Данные, приведенные в его прошении, противоречат действительности в том смысле, что он потерял свое место в Восточном семинаре не с началом войны, а уже на Пасху 1905 года, т.е. почти десятью годами ранее…”.¹⁷

Таким образом, судьба “афронемцев” складывалась в Веймарской республике непросто. Тем не менее, в бывших немецких колониях находились желающие пополнить собой их ряды. Так например, в 1922 году в бывшее Министерство колоний пришло письмо из Западной Африки, в котором сообщалось, что “двадцать первоклассных парней-тоголезцев, десять из них кузнецы, а десять — слесаря” хотят выехать на работу в Германию.¹⁸

Среди архивных документов мне не удалось обнаружить, какое именно продолжение имела данная история, но полагаю, что вряд ли тут было принято положительное решение. В самой Германии безработица росла быстрыми темпами, и лишние рабочие руки из бывших колоний были не нужны. Более того, германское правительство стремилось выслать обратно в Африку тех “афронемцев”, что оказались там на положении безработных. Так, Президент Германского колониального общества Зейтц пишет в Германский МИД 14 октября 1925 года о том, что в Берлине находится некоторое число¹⁹ выходцев из Камеруна, Того и Восточной Африки, не имеющих постоянной работы. “Лучше всего, конечно, было бы, — замечает он, — если бы можно было просто отослать этих людей назад в Африку, но у Колониального общества нет на это средств”.²⁰

Интересно, однако, что на этом фоне желание нанять на работу африканцев в некоторых специфических секторах, да еще и на хороших условиях, не пропало. Так например, владелец табачной фирмы из Герлица в 1926 году делает запрос в Министерство колоний:

“…не можете ли Вы обеспечить мне мальчика-негра в возрасте примерно 14 лет? Мальчик использовался бы мной на легких работах, в частности на посылках. Он жил и питался бы в моем доме. Я могу также гарантировать хорошее обращение”.²¹

Надо сказать, что МИД отказал просителю, сославшись на то, что “ему неизвестно учреждение, которое могло бы подыскать мальчиков-негров”.²²

Интересно, что в те годы еще выплачивалось пособие по безработице “туземцам-выходцам из бывших германских колоний, потерявшим работу”. Пособие выплачивалось через Немецкое общество изучения туземцев и составляло 200 рейхсмарок в месяц.²³ Однако уже через два года, в 1928 году, германские власти призывают это Общество максимально сократить выплаты “туземцам”:

“Размер произведенных в последнее время выплат дает повод вновь подчеркнуть, что Германская империя [так в тексте — А.Б.] не заинтересована в том, чтобы поддерживать и удерживать в Германии туземцев из своих бывших колоний, шатающихся без дела и без работы. Обоюдным интересам значительно более соответствовало бы, если бы подобные туземцы были как можно быстрее препровождены на родину. Я прошу максимально ограничить случаи выплаты пособий…”.²⁴

Куда уж яснее высказать официальное отношение властей Веймарской республики к “афронемцам”! Далее в письме — небезынтересные детали, касающиеся тех из них, кто прошел в Германии профессиональное обучение:

“Аква, прошедший обучение как слесарь и шофер, женатый на немке и имеющий семью, будет и впредь получать пособие в 110 рейхсмарок в месяц, пока он может доказать, что он сам невиновен в своем положении безработного.

Всем же остальным туземцам, обученным на ремесленников и торговых служащих (т.е. только тем, кто имеет за плечами положенный срок обучения) пособия следует выплачивать лишь в том случае, если они предъявят доказательства отсутствия собственной вины в своем безработном положении и дадут письменное обязательство при первой же возможности отправиться на родину за казенный счет. Поскольку подобные туземцы действительно имеют волю к труду и использовали время обучения для приобретения знаний, они с легкостью найдут на родине гарантированные средства к существованию.

Всем же остальным туземцам, в особенности цирковым и киношным статистам, я прошу пособий более не выплачивать, а возможным просителям предлагать отправиться домой за казенный счет”.²⁵

Таким образом, властями был решительно взят курс на высылку “афронемцев” на родину — проблема состояла в том, что “казенные средства”, за счет которых предполагалось сделать это, находилось далеко не всегда.

Интересно, что решение о высылке “афронемцев” на родину влекло за собой ряд юридических последствий, в частности, вынуждало их официально оформить свои отношения с сожительницами-немками, если они собирались выехать в Африку всей семьей. Понятно, что немецкой женщине африканец должен был пообещать в будущей жизни на Черном континенте золотые горы. Вот как описывается такой случай в письме Общества по изучению туземцев от 12 июля 1927 года, подписанном Гатцфельдом:

“…Сегодня берлинская продавщица Марта Леманн говорила со мной без ведома своего мужа. Она просила моего совета. Михаэль сказал ей, что он получит в Камеруне очень высокую должность, что у нее будет европейский дом и слуги и что он как миссионер будет все время путешествовать вместе с нею. Ее в последнее время все предостерегают, и она в нерешительности. После того, как я изобразил ей те обстоятельства, которые ожидают ее, она заявила сегодня, что она твердо решила не выходить за Михаэля замуж в Берлине и не уезжать с ним в Камерун…”.²⁶

Интересно, что далее в письме упоминается между делом, что Михаэль уедет в Камерун без жены, но с четырьмя детьми.²⁷ Это значит, что старая точка зрения, выработанная еще кайзеровской Германией — детей-полукровок рассматривать как “туземцев” — сохранялась и в Веймарской республике.

К слову сказать, герой этой истории — камерунец Михаэль Вонья — все же женился на своей Марте Леманн и увез ее в Камерун. Правда, уже в следующем, 1928 году она оставила мужа.²⁸

В архиве сохранился удивительный документ, отражающий всю сложность положения “афронемцев” в конце 20-х годов. Это — письмо на имя рейхсканцлера от камерунца Вильгельма Мурумие от 12 декабря 1929 года.²⁹ В нем затрагивается столько проблем, что позволю себе привести пространные выдержки из него:

“Я родился 25 июля 1897 года в Дуале, Германская Африка, как негритянский гражданин рейха, посещал немецкую католическую миссионерскую школу и в 1913 году приехал в Германию с чувством внутреннего удовлетворения, получив возможность изучить немецкие нравы и обычаи. Я — первопроходец и пионер немецко-камерунского сотрудничества. Я также являюсь первым негритянским гражданином рейха, который сумел пробудить в неграх из немецких колоний в Германии и в Камеруне доверие к немецкому государству. Мои устремления направлены на воспитание молодых немецких негров хорошими гражданами Германии.

Моей первой мыслью всегда было привозить в Германию негритянских мальчиков из Камеруна, чтобы духовно и политически воспитать их для германо-камерунского сближения. Я думаю, что этим я выполнить свой долг и предназначение и сблизил оба народа.

В настоящее время в Берлине живут два человека — г-н Эльтестер в МИДе и г-н Мансфельд в Имперском управлении компенсаций. Оба в прошлом — низшие чиновники в Дуале, устремления которых направлены на то, чтобы подорвать имперскую колониальную дипломатию. Я познакомил обоих господ с моими вышеупомянутыми воспитательными идеями, на что они ответили, что не хотят, чтобы молодые немецкие негритянские граждане открывали в Берлине конторы и прочее. Это отрицание целей немецких негров отчетливо показывают, что оба этих господина пользуются методами, не соответствующими направлениям имперской колониальной политики. Это — явное предательство имперской хозяйственной и колониальной дипломатии”.³⁰

Весь этот теоретический базис, небезынтересный сам по себе, нужен был автору письма, чтобы оправдать свой проступок. Он подделал английские пятифунтовые банкноты “из политических убеждений, желая создать фонд обучения камерунских мальчиков-негров на священнослужителей, врачей, юристов, коммерсантов и ремесленников, чтобы они в дальнейшем облегчили задачи немцев в Камеруне”, за что и получил три года и один месяц тюрьмы.³¹

В цитируемом письме, написанном в тюрьме, автор от верноподданнических нот переходит к обвинениям в адрес немцев за несправедливое отношение к африканцам:

“Бывшие немцы-африканцы [т.е. жившие в африканских колониях – А.Б.] рассматривают нас, немецких граждан-негров, как своих врагов, которые могут повредить их деловым и личным интересам, поэтому они хотят уничтожить всех немецких граждан-негров, желающих духовно и физически связаться с немецким народом и произрастать тут...Мы, немецкие граждане-негры, живем с чувством глубокой горечи и разочарования…”.³²

Автор письма не теряет надежды найти справедливость в высших органах власти Веймарской республики, однако углублявшийся экономический кризис не способствовал смягчению отношения властей к “афронемцам”. С приходом же к власти Гитлера к экономическим факторам добавились и стали превалировать политико-идеологические.

Это хорошо иллюстрирует служебная записка германского МИДа от 7 ноября 1934 года. В ней говорится:

“Развитие расовой проблемы в Германии привело к весьма негативным последствиям для проживающих здесь негров из наших бывших протекторатов.

Трудности, с которыми сталкиваются негры в практической сфере расового вопроса, в меньшей мере следует отнести за счет официальных мер, в значительно большей — за счет общего настроения населения.

Из официальных мер, по сообщениям пострадавших, отрицательное воздействие имело изъятие у них немецких паспортов и замена их на иностранные. Это сделало практически невозможным для негров путешествия за границу. Для живущих здесь негров, относительно большое число из которых принадлежит к музыкальным коллективам, это означает не возможность заработка за границей.

Общее настроение населения в расовом вопросе проявляется в том, что негры часто подвергаются личным оскорблениям и изгнанию, в том, что, учитывая настроения публики, ни один предприниматель не осмеливается брать их на работу. Таким образом, и внутри страны возможность заработать деньги для негров практически закрыта. При этом страдают сильнее всего как раз порядочные элементы среди них.

Само собой разумеется, что при таком положении дел среди негров возникает недовольство. Это недовольство особенно неприятно для нас потому, что оно не ограничивается только живущими здесь неграми, но через связи, которые они естественным образом имеют с Африкой, распространяется и в Африке. Неблагоприятное воздействие этих настроений потому особенно сильно, что эти негры вследствие своего многолетнего пребывания в Европе и значительно более широких по сравнению со своими соплеменниками знаний естественным образом имеют на них большое влияние.

Это обстоятельство может возыметь крайне неприятные последствия для Германии, если актуальным окажется вопрос о предоставлении Германии мандатов в Африке. Враждебно настроенные к колониальным устремлениям Германии круги за рубежом наверняка попытались бы приобрести на этом капитал, частично за счет подначивания негритянского населения соответствующих территорий, а частично за счет прессы и другой пропаганды в европейских странах.

Отсюда следовало бы попытаться по возможности устранить причины для недовольства живущих здесь негров <…> Отправка же живущих здесь негров в Африку по многим причинам представляется неосуществимой. Кроме того, имеются политические возражения против отправки негров домой”.³³

Таким образом, МИД по внешнеполитическим соображениям выступал за смягчение положения “афронемцев” в Германии. Об этих внешнеполитических соображениях — возможном возврате бывших немецких колоний — иногда в Третьем рейхе вспоминали и далее, но превалировала другая тенденция — расистская. Вслед за лишением “афронемцев” гражданства Германии последовала другая — чудовищная по своей жестокости акция — насильственная стерилизация “расово неполноценных”.

Выплаты, пособий нуждающимся африканцам-выходцам из бывших немецких колоний, однако, продолжались. Так, в архиве хранится документ за 1935 год, в котором приводятся список из 33 человек, получавших такие пособия через Немецкое общество по изучению туземцев. Указываются различные характеристики этих людей, самые разноплановые, типа: “женат”, “двое внебрачных детей”, “плохая слава” и пр.³⁴

В 1937 году было решено создать “немецкое африканское шоу”, в котором были объединены оставшиеся без работы артисты-африканцы. Сделано это было, конечно, не из гуманистических соображений, а в пропагандистских целях — вновь и вновь муссировался вопрос о возвращении Германии колоний. Однако уже в 1939 году в официальном послании МИДа Министерству просвещения и пропаганды Германии от 4 апреля отмечается, что “колониально-пропагандистское значение выступлений туземцев в таком шоу крайне мало” и шоу предлагается закрыть.³⁵

Интересно рассуждение одного из музыкантов-африканцев, тоголезца Квасси Брюса, о культурно-исторической роли Германии в судьбах Африки, высказанное в письме в МИД:

“…Мы никогда не приходили в Европу как завоеватели и никогда не пытались поставить Европу на колени или эксплуатировать ее. Это Европа пришла в Африку… Европа обстригла Африку Библией миссионера, конторской книгой торговца и сводом законов белого человека. Европа принесла на наш континент свои проблемы и лишила нас нашего внутреннего мира. Нас заставили перепрыгнуть через века культурного развития, ведь не белый человек приспосабливался к нам, а мы к нему. От походного гамака мы сделали скачок сразу к железной дороге и зашли здесь так далеко, что в Того задолго до начала войны при путешествии по железной дороге от покупки билета до сдачи его в конце путешествия путешественник не встречал ни одного белого человека”.³⁶

Конечно, некоторые “афронемцы” выжили в нечеловеческих условиях фашистского рейха. Их (во втором-третьем поколении) можно встретить в Германии и сегодня.