Алжир и Франция


Алжир: развод по-французски
Дуглас Джонсон

Русский журнал, 01.03.03
Jeanne Causse and Bruno de Cessole (editors). Algerie 1830-1962: Les Tresors retrouves de la "Revue des Deux Mondes". - Maisonneuve, 1999. 582 pp.
Jean-Charles Jauffret (ed.). La Guerre d'Algerie par les documents. Vol.II: Les Portes de la guerre, 10 mars 1946 a 31 decembre 1954. - Service Historique de l'Armee de Terre, 1998. 1023 pp.
Jean Morin. De Gaulle et l'Algerie: Mon temoignage 1960-1962. - Albin Michel, 1999. 387 pp.

Алжир с момента его завоевания в 1830 году и до 1962-го, когда в соответствии с Эвианскими соглашениями была провозглашена его независимость, назывался Французским. Но и после 1962 года, благодаря французским инвестициям и государственным займам, а также огромному числу

алжирцев, живущих во Франции, между двумя государствами продолжали складываться странные, но неразрывные отношения двуединства. Лионель Жоспен в приветственном послании Абделазизу Бутефлике по поводу его избрания президентом Алжира упомянул об особых отношениях, связывающих две страны, и заявил, что Алжир по-прежнему остается одним из главных приоритетов французской внешней политики.

До 1830 года никакого "Алжира" не существовало. Французы дали этой стране название, экономическую и политическую систему. Несмотря на поражение в трех больших войнах, Франция никогда не оставляла Алжир. Он был краеугольным камнем Французской империи (или Французского Союза, как его стали называть с 1946 года). Тогда многие французы предпочли бы еще раз пережить поражения 1870-1871 годов и июня 1940-го, чем хотя бы на день отказаться от имперской роли в этом регионе.

Конечно, не все видели в Алжире лишь объект имперских амбиций. О более сентиментальных и романтических настроениях французов, побывавших в Северной Африке, свидетельствует подборка статей из Revue des Deux Mondes за последние 140 лет. Яркий колорит страны, дух древней средиземноморской цивилизации, очарование Юга и притягательная сила бескрайних просторов Сахары... Всем этим путешественники наслаждались на протяжении многих лет. Но кроме экзотики Алжир привлекал достопримечательностями, связанными с историей Франции. Она чувствовалась в названиях улиц (улица Пирамид, улица Ганнибала и, совсем однозначно, улица Триколора), ее можно было ощутить, посетив памятное место времен завоевания Алжира - скрытый в глубине сада Маренго уголок, посвященный Амелии, супруге короля Луи-Филиппа, и, наконец, спаги, солдаты в красно-белых бурнусах, вербовавшиеся из местного населения, зримо олицетворяли мощь французского присутствия в Алжире. Все вместе в течение многих лет заставляло французов, в том числе интеллектуалов, воспринимать колонизацию как нечто само собой разумеющееся.

Пятидесятые годы все резко изменили. Потрясший страну конфликт был одновременно классической колониальной войной между страной-оккупантом и колонией, борющейся за независимость, и гражданской войной, где по одну сторону находились алжирские французы и алжирцы-франкофилы, а по другую - прочие алжирцы. Официально кризис начался 1 ноября 1954 года и продолжался семь с половиной лет. По официальным данным, в ходе конфликта было убито 15 583 солдата французской армии, иностранного легиона и французских мусульман. Потери алжирцев составили четверть миллиона человек; по другим данным, погибло гораздо больше. Война спровоцировала кризис внутри метрополии. Терроризм, волна массовых протестов и демонстраций захлестнули Францию, и в какой-то момент казалось, что гражданская война вот-вот начнется и там. После 1962 года, когда война была остановлена, практически все французское население Алжира, насчитывавшее в 1954 году более миллиона, уехало из страны, которая для большинства была родиной.

Как и после поражения 1940 года, прошло много времени, прежде чем была написана история этой войны. В течение тридцати лет после подписания Эвианских соглашений считалось, что память слишком избирательна, чувство унижения слишком жгуче, а разногласия слишком глубоки и всеобъемлющи для объективной исторической оценки, особенно со стороны французских историков.

Когда в начале 1980-х годов Бенджамин Стора начал работу над докторской диссертацией, посвященной жизненному пути основоположника алжирского национализма Мессали Хаджа, он был единственным историком в университете Нантера, занимавшимся Северной Африкой. В 1997 году тот же автор опубликовал библиографию, состоявшую уже из 2130 работ о войне в Алжире. Это позволило ему обоснованно утверждать, что причиной устойчивого нежелания французских историков - как исследователей, так и преподавателей - заниматься этой страницей новейшей истории является отнюдь не недостаток информации.

До сих пор нет адекватного понимания целого ряда проблем, связанных с этой войной. Одна из них касается ее начала. Как могло случиться, что французская армия позволила кризису перерасти в большую войну, и каковы были настроения в войсках на ее начальных этапах? Другая неясность связана с окончанием войны: возможен ли был другой итог, кроме предоставления независимости Алжиру (действительно ли сам де Голль был убежден в неизбежности и необходимости такого шага)? Чтобы ответить на эти вопросы, необходим доступ к документам того времени. Теперь, когда Исторический отдел сухопутных войск (созданный маркизом де Лувуа в 1668 году) наконец выпустил в свет долгожданный второй том собрания архивных документов (в первом томе представлены 1943-1946 годы), такая возможность появилась. Второй том открывается документом, связанным с событиями в Сетифе 8 мая 1945 года, а заканчивается первым периодом войны. Беспорядки в Сетифе начались после столкновения двух десятков солдат жандармерии с демонстрацией бойскаутов-мусульман и сопровождавших их женщин, которые несли плакаты с требованием независимости. В ходе беспорядков было убито 27 европейцев. В тот же день кровавые столкновения произошли в Малой Кабилии и в департаменте Константины. В течение следующей недели по всей стране, то здесь, то там, вспыхивали бунты и стычки, в ходе которых погибло 109 европейцев. Восстание было жестоко и быстро подавлено: казнены тысячи подозреваемых в принадлежности к националистическому движению. Радио Каира, рупор алжирского национализма, утверждало, что было убито 45 тысяч человек. Французское правительство признало только 2 тысячи.

Это было неорганизованное, спонтанное выступление населения, недовольного тем, что победа Франции во Второй мировой войне не принесла никакого облегчения, не улучшилось даже снабжение продовольствием. Беспорядки начались именно 8 мая, когда в Сетифе, как и по всей стране, праздновали победу. После 1945 года националисты приступили к созданию революционной организации - по крайней мере такой вывод сделал Жан-Шарль Жоффрэ на основании изданных документов. Эти документы свидетельствуют о том, что французские военные не понимали происходящего, что различные разведывательные организации зачастую ничего не знали о деятельности друг друга. Самой эффективной разведкой было Управление по обеспечению взаимодействия в Северной Африке; его картотека содержала около 8 тысяч фамилий, однако, по-видимому, она утрачена. Жоффрэ отмечает, что в архивах отсутствуют документы за отдельные годы, в частности 1949-й и 1950-й (именно в этот период устные донесения становились все распространенней).

С самого начала французское правительство стремилось поместить алжирский вопрос в международный контекст и выполнять свои обязательства перед европейскими союзниками в отношении потенциального врага на Востоке. Этот принцип был впервые провозглашен в октябре 1950 года, однако позднее он подвергся видоизменениям под влиянием событий в Индокитае1. Но мы не знаем, проводились ли заседания Комитета национальной обороны в 1954 году. После "дела об утечке информации", когда подробные сведения о заседаниях Комитета оказались в распоряжении Французской коммунистической партии, тогдашний премьер-министр Пьер Мендес-Франс приказал, чтобы протоколы заседаний не распространялись. По этой причине архив Исторического отдела не располагает никакими документальными материалами об этих заседаниях.

Консультативный орган, Высший военный совет, предложил увеличить военный контингент в Алжире до 130 тысяч человек, что означало ввод дополнительных 40 тысяч. Эти войска предполагалось перебросить из Индокитая. Процесс адаптации к новым условиям предположительно должен был занять от двух недель до одного месяца. Некоторые члены Совета выражали сожаление, что такой большой контингент французских сил окажется вне Европы, однако министр вооруженных сил Жак Шевалье, одновременно занимавший пост мэра города Алжир, настаивал на необходимости их присутствия в Северной Африке. Единственным человеком, назвавшим вещи своими именами, был генерал Дюваль, будущий командующий вооруженными силами в Марокко. Говоря о своем неблагоприятном впечатлении от посещения французских войск и их деградации по сравнению с 1939 годом, он заявил, что во французской Северной Африке идет война.

В документах говорится о поражениях французских сил в Индокитае и о забастовках алжирских докеров, которые отказывались грузить суда, направлявшиеся в Юго-Восточную Азию. В них также упоминаются неграмотные алжирские солдаты, воюющие в Индокитае, которые должны были обращаться к общественным писарям, чтобы посылать письма домой. Иногда писари, по-видимому вьетнамцы, вставляли в эти письма антифранцузскую пропаганду, которая попадала в Алжир и там распространялась.

Документы свидетельствуют, что предоставление независимости Индии воодушевило алжирских националистов. Еще больше их радовала антифранцузская направленность британской политики в Ливии, осуществлявшаяся сэром Эдвардом Спирсом, чье враждебное отношение к Франции было очевидным еще со времен его деятельности в Сирии и Ливане. О советских агентах говорится, что они пытались вести пропаганду в среде алжирских студентов, а американцы, которым всегда были свойственны антиколониальные взгляды, обвиняются в попустительстве националистам с целью остановить распространение коммунизма. В сообщении от 23 ноября 1953 года утверждается, что испанское правительство оказывает поддержку националистам в Марокко и Алжире, а также Арабской лиге в Каире, по существу играя ведущую роль в антифранцузской деятельности. Верховный комиссар испанского Марокко генерал Валино, который так и не простил французам их прореспубликанской позиции во время Гражданской войны в Испании, выражает свою готовность предоставить убежище алжирским террористам.

Поглощенность международными аспектами сложившейся ситуации иногда приводила к неправильному толкованию событий. Так, крушение поезда Коломб-Бешар-Оран в ноябре 1953 года вначале было отнесено на счет алжирских террористов. Однако в донесении от января 1954 года отмечалось, что инцидент произошел вблизи границы с испанским Марокко и организаторов явно следует искать именно там. (В том единственном предложении, которое генерал де Голль посвятил событиям в Сетифе в своих "Военных мемуарах", подчеркивается, что эти события были специально приурочены к беспорядкам в Сирии.)

Огромное количество документов свидетельствует - обычная история - о некомпетентности колониальной администрации. Один - от сентября 1951 года о ситуации в горах Ореса - повествует о неком Бене Булэде, владельце службы перевозок. Ему было предъявлено обвинение в незаконном хранении револьвера и оскорблении французского жандарма. За последнее правонарушение суд в городе Батна приговорил его к уплате штрафа в тысячу франков, хотя за такое же точно преступление житель города Бонэ, совершивший его в состоянии опьянения, заплатил бы 10 тысяч франков. Что касается оружия, Бен Булэд просто заявил, что ничего о нем не знал и даже не подозревал, что револьвер находится у него в автобусе. И трибунал принял это объяснение. Далее в документе говорится, что Бен, промышляющий контрабандой оружия, является одним из руководителей Партии алжирского народа (основанной Мессали в 1936 году). А его адвокат - сын мэра города Батна, который, в свою очередь, был членом Алжирской ассамблеи. Очевидно, что французская администрация осознавала свое бессилие в отношении этой влиятельной семьи. Через несколько лет Бен Булэд контролировал военный округ Оресских гор и устраивал нападения на армейские патрули и фермы европейцев.

Документы также свидетельствуют о слабости жандармерии в районе Ореса. Нехватка транспортных средств, плохие бытовые условия, постоянная слежка: когда жандармы отправлялись на задание, все уже знали, куда они идут и зачем. Местные жители удивлялись, почему жандармерия до сих пор не ушла из района. В многочисленных донесениях и сводках подчеркивались недостатки в организации французского присутствия. Так, например, в одном Париже силы жандармерии в восемь раз превышали весь личный состав, работавший в Алжире. Жоффрэ говорит о "хронической слабости управления" в сельских районах.

Работа Второго бюро (Deuxieme Bureau), находившегося в подчинении Министерства внутренних дел в Париже и военного командования в Алжире, была такой же неэффективной, ибо там тоже не хватало людей. Чиновники Управления по обеспечению взаимодействия в Северной Африке при администрации генерал-губернатора зависели от местных беев и их людей: только через них можно было получать информацию о сельских районах. Руководитель Управления работал без выходных и отпусков, потому что его просто некем было заменить. Суть этого положения емко выразил в Национальной ассамблее один алжирский депутат: "В сущности, главная ошибка и вина Франции в Алжире - в неспособности обеспечить свое присутствие".

Чтобы добывать необходимую информацию, французская армия была вынуждена прибегать к насильственным методам. Из сборника Жоффрэ мы узнаем, что все генерал-губернаторы, сменявшие друг друга на этом посту, требовали от префектов исключить применение неоправданного насилия при допросах подозреваемых в принадлежности к националистическому движению. В циркуляре от 22 октября 1949 года, изданном генерал-губернатором Марселем-Эдмондом Нэгеленом, фигурирует слово "пытка", а в марте 1952 года его преемник говорит о "слишком энергичных мерах" и об индивидуальных и коллективных "актах мести". Эти методы не только способствовали развитию революции в Алжире, но и отрицательно влияли на формирование общественного мнения во Франции.

Власти были постоянно озабочены сбором информации о настроениях в различных политических партиях, боровшихся за ту или иную форму независимости. Документы рассказывают о подробностях этой борьбы, и в целом ясно, что к марту 1954 года наступил период разброда и шатаний. Конфликт Мессали с Хокином Лахуэлем вызвал серьезные разногласия между Движением за победу демократических свобод и Партией алжирского народа. Формировалась третья сила - Коммунистическая партия Алжира, выступавшая не за независимость, а за союз между демократической Францией и демократическим Алжиром. Внутри Демократического союза алжирского манифеста возникло экстремистское крыло, и Ферхат Аббас был вынужден заверить его представителей, что стремится к независимости Алжира, но выступает за легальные методы революционной борьбы и не считает возможным блокироваться с другими алжирскими партиями. Спорили между собой парижские и местные алжирцы, а в Кабилии возникло сепаратистское движение берберов.

Для генерала Калье, главнокомандующего французской армией в Алжире, эти разногласия были поводом для оптимизма. Однако Пол Шон, руководитель Управления по организации взаимодействия в Северной Африке, в марте 1954 года пишет о военизированных группировках, занимающихся подготовкой террористических актов, а в следующем месяце - о Революционном комитете единства и борьбы и его печатном органе "Алжирский патриот". Однако, по всей видимости, алжирские военные власти не отнеслись серьезно к информации Шона. Жоффрэ предполагает, что Второе бюро знало о существовании Комитета. И хотя они не связывались с Шоном, по всей вероятности, надеялись внедрить в эту организацию своего информатора. В октябре Шон доносит, по-прежнему без конкретных подробностей, что возросла вероятность применения насильственных методов борьбы. И только 18 ноября Революционный комитет сообщает о выпуске прокламации - от имени Фронта национального освобождения (армии, которая отныне будет бороться за независимость).

Том заканчивается пространной докладной - жалобой о бедственном положении французских войск в Алжире. Ее автор, генерал, пишет, что армии не хватает стабильности, нужны офицеры, которые действительно хотят служить во французской Северной Африке, и им следует обеспечить достойные бытовые условия. Многие из личного состава только что вернулись из Индокитая, практически не успев побывать дома. Они хотят точно знать, сколько им придется находиться вдали от семьи на этот раз.

Генерал избегает прямой критики в адрес правительства, но она читается между строк, когда он сравнивает условия жизни солдат в Алжире и положение специальных полицейских формирований в метрополии, имеющих установленный профсоюзом восьмичасовой рабочий день. Автор пишет о низком боевом духе, что особенно опасно в армии, собирающейся воевать.

Во всем массиве документов есть лишь два упоминания о деятельности де Голля. В октябре 1947 года он торжественно открывает памятник Африканской армии в Буфарике, а в мае 1951 года в своей речи в Оране, критикуя французские власти и политические партии, заявляет, что невозможно восстановить национальный престиж без сильной армии и единства всего французского народа, "без каких-либо различий". В качестве жеста, направленного на национальное примирение, генерал предложил освободить из заключения человека, которого он назвал "последним маршалом Франции", - Петена. Это предложение было встречено бурей аплодисментов, в особенности со стороны ветеранов и мусульман.

Напротив, в книге воспоминаний Жана Морэна генерал де Голль - один из главных персонажей. Морэн, тогда префект Тулузы, был вызван к генералу 18 ноября 1960 года. Прошло две недели после телевыступления де Голля, в котором он говорил о будущем Алжира, о том времени, когда Франция уже не будет им управлять, об "алжирском Алжире". Де Голль назвал этот процесс "самоопределением" и заявил, что либо он должен происходить с участием Франции, либо будет направлен против нее. О руководстве повстанцев, которое в течение шести лет находилось за пределами Алжира, он сказал следующее: "Они утверждают, что являются правительством Алжирской Республики, республики, которая когда-нибудь будет, но которой никогда еще не было".

Эта речь, в особенности последние слова об "Алжирской Республике", сильно встревожила многих из ближайшего окружения генерала. Премьер-министр Мишель Дебре сказал Морэну, что в письменном варианте речи этой фразы не было. Дебре высказал свое недоумение де Голлю, и тот извинился, объяснив, что увлекся и эти слова у него вырвались помимо воли. Морэн признается, что, как и Дебре, он был обеспокоен словами де Голля, однако это не помешало ему принять предложение занять пост представителя президента в Алжире. А освободился этот пост потому, что его предшественник был настолько встревожен процитированными выше словами и реакцией на них французского населения в Алжире, что предпочел подать в отставку.

Морэн признается, что он сдержанно относился к де Голлю. Ему казалось, что генерал преувеличивает свою роль во Второй мировой войне и преуменьшает роль Сопротивления. Что касается алжирского вопроса, Морэн полагал, что речь де Голля в Алжире в июне 1958 года, когда он сказал знаменитое "Я понимаю вас", была ошибкой. Де Голль был введен в заблуждение, увидев единый народ, толпу европейцев и мусульман, которые вроде бы вместе приветствовали его. Он не знал, что мусульман насильно согнали на площадь. В беседе с Морэном в феврале 1959 года де Голль заявил, что его возглас "Да здравствует французский Алжир!" во время того же визита был намеренной уступкой европейцам в Оране и что в Константине он бы этой фразы не произнес. Возможно, Морэн несколько преувеличивает политический цинизм де Голля. Алжирские крестьяне действительно жестоко страдали от войны и видели в де Голле миротворца. По-видимому, де Голль был встречен искренними аплодисментами, а в ответ у него вырвался этот спонтанный выклик: "Да здравствует французский Алжир!"

Морэн рассказывает о полученных им директивах по реформированию алжирской администрации. Ему надлежало назначить на ответственные посты как можно больше подготовленных мусульман. На 8 января 1961 года был назначен референдум по вопросу самоопределения. Вслед за референдумом планировалось создание алжирского исполнительного совета и других консультативных органов. На этом же этапе предполагалось объявить о прекращении огня на три-четыре недели в надежде на аналогичные ответные действия со стороны Фронта национального освобождения (ФНО). Дальнейшие законодательные и административные изменения должны были провести четкую грань между сферами компетенции алжирского и французского правительств.

Стремительность, с которой де Голль начал воплощать в жизнь идею децентрализации, удивляла Морэна. Однако он не знал, что одновременно де Голль готовил прямые переговоры с ФНО, образовавшим в сентябре 1958 года Временное правительство Алжирской Республики в Женеве, и что в верхах идет борьба между двумя совершенно различными политическими линиями. Инициатива проведения прямых переговоров исходила от ФНО, предложение было передано через швейцарского дипломата после речи де Голля о самоопределении. Морэн утверждает, что на кандидатуре Жоржа Помпиду в качестве главы французской делегации настаивали алжирцы, так как полагали, что через Помпиду смогут напрямую влиять на де Голля. В феврале 1961 года в Люцерне переговоры начались. Де Голль проинструктировал Помпиду, что его задача - лишь сбор информации.

Морэн утверждает, что ничего не знал о переговорах "до конца февраля или начала марта", когда де Голль ввел его в курс дела: Франции не следует бояться независимости Алжира, потому что сама по себе независимость ничего не значит. Президент Конго, Фюльбер Юлу, формально независим, но это он, де Голль, полностью контролирует его финансовое положение. Если Алжир не захочет быть вместе с Францией, она будет вынуждена сосредоточить свои военные силы в Алжире, Оране, Мерс-эль-Кебире и других важных пунктах. Если же Алжир пойдет на этот вариант, Франция подпишет соглашение, оговаривающее гарантии для европейского населения в Алжире.

Морэн дает понять, что он был не единственным крупным чиновником, которого держали в неведении относительно намерений генерала. Например, де Голль не хотел сразу же решать проблему французского военного присутствия в Сахаре: между ним и премьер-министром существовали разногласия. Дебре услышал впервые от Морэна, что сразу после успешных переговоров необходимо создавать мусульманское правительство. Вся эта неразбериха подтверждает, что вопрос о формальной независимости не был для де Голля решающим, важнее было сохранить главную роль в решении политических вопросов будущего Алжира, в том числе в формировании его первого правительства.

Затем, если верить Морэну, переговоры трижды прерывались. 30 марта 1961 года Луи Жокс, министр по делам Алжира, во время выступления в Оране объявил, что переговоры будут вестись не только с ФНО, но и с другими националистическими движениями, в частности с движением Мессали. Таково было желание де Голля. На следующий день Временное правительство Алжирской Республики прервало переговоры. Второй раз переговоры были приостановлены после высказывания де Голля в Елисейском дворце о том, что затраты на Алжир превышают доходы от него и поэтому Франция может спокойно рассматривать вариант решения проблемы, при котором Алжир больше не будет частью французских владений. В третий раз их прервал заговор, так называемый путч генералов, которые безуспешно попытались захватить власть в Алжире 22-25 апреля 1961 года (де Голль назвал его pronunciamento - государственным переворотом ).

В тот момент, когда де Голль стремился к скорейшему завершению переговоров, противоречия внутри Временного правительства еще больше обострились. В частности, руководитель Армии национального освобождения Бумедьен был убежден, что его армия должна захватить власть сразу же после достижения договоренности о независимом правительстве в Алжире. Морэна не было в Эвиане, поэтому он ничего не сообщает о переговорах, однако ссылается на слова американского генерала Вернона Уолтерса, согласно которым де Голль в 1959 году говорил Эйзенхауэру, что собирается уйти из Алжира и поэтому вскоре ему придется думать, чем занять пятисоттысячную недовольную армию, - иначе конец французской демократии.

Морэн рассказывает, что де Голль часто удивлял окружение неосторожными высказываниями. Кроме того, чиновников беспокоило, что он намеренно скрывает от них важные события. Однако в течение длительного времени де Голль упорно и последовательно отстаивал позицию доминирования Франции в регионе, даже в случае предоставления независимости Алжиру. Он говорил, что вопрос о военных базах в Сахаре касается не только Алжира, но всей Северной Африки. Он не исключал возможности раздела страны. Франция должна была сохранить свои базы в Сахаре и в Мерс-эль-Кебире. Жители-европейцы должны иметь двойное гражданство, а французская армия - особый статус.

Однако во всех этих вопросах де Голль пошел на компромисс. Он специально проинструктировал своих представителей не настаивать на собственном варианте разрешения проблем, если это может затянуть переговоры. В феврале 1962 года французская сторона согласилась на 15 лет присутствия на базе в Мерс-эль-Кебире (планировали - 99 лет, а в действительности французы эвакуировали ее 1 февраля 1968 года). Через два дня после подписания Эвианских соглашений был принят специальный документ, в котором оговаривалось будущее многочисленных солдат-мусульман, призванных во французскую армию. Договорились, что ни отдельные лица, ни группы, служившие Франции, не будут подвергаться репрессиям.

Однако не прошло и нескольких дней после подписания Соглашений, как националисты организовали нападение на солдат-мусульман французской армии, разоруженных военным начальством. Французская армия уже не могла официально защищать их. Погибло, по разным оценкам, от 25 до 100 тысяч человек.

Согласно позиции де Голля, Франция не должна была заниматься поддержанием порядка на территории Алжира после провозглашения независимости. Что касается военнослужащих французской вспомогательной армии, де Голль ясно дал понять, что не считает их французами, а "репатриировать" их во Францию не может, потому что Франция - не земля их отцов. Генерал понимал, что независимость - тяжелое испытание для алжирцев, и радовался, что Франция уже не будет иметь к этому отношения. Свою позицию он четко выразил в разговоре с Аланом Пейрефитом 4 мая 1962 года: "Наполеон говорил, что в любви единственная возможная победа - побег. Точно так же единственная возможная победа в процессе деколонизации - это уход".

London Review of Books, November 11, 1999
Перевод Татьяны Чернышевой

ИФ-библиография:

Albert Camus. Actuelles III. Chroniques algeriennes (1939-1959). - P.: Gallimard, 1962.

Moudoud Feraoun. Journal, 1955-1962: Reflections on French-Algerian War. - Bison Books, 2000.

Martin Evans, Frank Mungeam. Memory of Resistance: French Opposition to the Algerian War (1954-1962). - Berg Publishing Ltd, 1997.

Alexander Harrison. Challenging De Gaulle: The OAS and the Counter-Revolution in Algeria, 1954-1962. - Greenwood Publishing, 1989.

Martin Stone. The Agony of Algeria. - Columbia University Press, 1997.

Ian Lustick. State Building Failure in British Ireland and French Algeria. - University of California Press, 1985.

Paul Henissart. Wolves in the city: The Death of French Algeria. - Simon & Schuster Publishing, 1970.