накома с преданием, но на базарной площади сыщутся люди,

которые узнают ее по некоторым признакам. За спиной такого человека будут

шептаться, ибо на нем остается клеймо - возможно, как на некоем полоумном

Мессии. Таков Арабский Кошмар.

Вейн произнес прочувствованную речь. Бэльяну стало интересно, не

указывает ли печаль Вейна на то, что он считает себя жертвой этого тайного

недуга.

- Но, как я уже говорил, вам по этому поводу волноваться не стоит. Свой

сон вы запомнили. Жара весьма часто действует на воображение и извращает

сны. Лучше заняться этим как можно скорее, ибо кошмар вроде вашего, с

физическими последствиями, может, если затянуть лечение, перейти в своего

рода гангрену.

На улицах, по которым они протискивались, появлялось все больше и

больше развалин. Вейн объяснил, что, когда в этом городе человек умирает

насильственной смертью, его дом обычно остается пустовать и превращается в

руины, а в этом районе города процветает насилие. Наконец они добрались до

нужного дома (Вейн назвал его Домом Сна), большого и даже роскошного здания,

которое высилось над своими соседями в самой разрушенной части города, где

Бэльян еще не бывал.

Вейн переговорил с негром у входа и быстро вернулся.

- Его нет. Кошачий Отец совершает паломничество к могиле Сиди Идриса,

но скоро вернется, и нам советуют зайти еще раз, быть может завтра. Будем

надеяться, что ночью ваш приступ не повторится, по крайней мере не примет

более острую форму. Пока вы спите, за вами следует присматривать. Жаль,

конечно, но зато мы не опоздаем на сегодняшнюю церемонию. Можно прямо отсюда

отправиться на ипподром.

Предварительные торжества уже начались, и трибуны были заполнены. Им

вполне могло не достаться места, но Вейн поднялся наверх и переговорил с

Наибом аль-Джавкандаром, помощником султанова носильщика клюшки для поло,

который приказал проводить их на огороженные места, зарезервированные для

привилегированных иностранцев, в непосредственной близости от султанова

павильона, откуда открывался вид на весь ипподром. Рядом с ними, над

павильоном султана, простирался огромный балдахин, способный не только

укрыть сотни придворных и военачальников, сопровождавших султана, но и

вместить небольшой сад с апельсиновыми деревьями, розовыми кустами,

фонтанами и механическими певчими птицами в клетках.

Кайтбей сидел в центре, напряженно выпрямившись на возвышении, - худой,

хилый старик с впалыми щеками и редкими растрепанными волосами,

олицетворявший собой, как ни удивительно, основу могущества одной из

величайших мировых империй. Держался он горделиво. Но Бэльян заметил у него

под глазами круги. Позади, на помосте, в качестве личной охраны растянулся

кольцом корпус отборных хазакиев, но их тяжелые доспехи не могли скрыть той

очевидной истины, что они не считают себя находящимися при исполнении

служебных обязанностей, ибо отбросили всякие церемонии; некоторые ласкали

друг друга. Бэльяну уже не раз дов